Поэма Горы

Поэма Горы Liebster, Dich wundert die Rede? Alle Scheidenden reden wie Trunkene und nehmen gerne sich festlich… Holderlin ПОСВЯЩЕНИЕ Вздрогнешь — и горы с плеч, И душа — горе’. Дай мне о го’ре спеть: О моей горе’. Черной ни днесь, ни впредь Не заткну дыры. Дай мне о го’ре спеть На верху горы. I Та гора была, как грудь Рекрута, снарядом сваленного. Та гора хотела губ Девственных, обряда свадебного Требовала та гора. — Океан в ушную раковину Вдруг-ворвавшимся ура! Та гора гнала и ратовала. Та гора была, как гром. Зря с титанами заигрываем! Той горы последний дом Помнишь — на исходе пригорода? Та гора была — миры! Бог за мир взымает дорого! Горе началось с горы. Та гора была над городом. II Не Парнас, не Синай — Просто голый казарменный Холм. — Равняйся! Стреляй! Отчего же глазам моим (Раз октябрь, а не май) Та гора была — рай? III Как на ладони поданный Рай — не берись, коль жгуч! Гора бросалась по’д ноги Колдобинами круч. Как бы титана лапами Кустарников и хвой, Гора хватала за’ полы, Приказывала: стой! О, далеко не азбучный Рай — сквознякам сквозняк! Гора валила навзничь нас, Притягивала: ляг! Оторопев под натиском, — Как? Не понять и днесь! Гора, как сводня — святости Указывала: здесь… IV Персефоны зерно гранатовое! Как забыть тебя в стужах зим? Помню губы, двойною раковиной Приоткрывшиеся моим. Персефона, зерном загубленная! Губ упорствующий багрец, И ресницы твои — зазубринами, И звезды золотой зубец… V Не обман — страсть, и не вымысел, И не лжет,— только не дли! О, когда бы в сей мир явились мы Простолю’динами любви! О, когда б, здраво и по’просту: Просто — холм, просто — бугор… (Говорят, тягою к пропасти Измеряют уровень гор.) В ворохах вереска бурого, В островах страждущих хвой… (Высота бреда над уровнем Жизни) — На’ же меня! Твой… Но семьи тихие милости, Но птенцов лепет — увы! Оттого что в сей мир явились мы – Небожителями любви! VI Гора горевала (а горы глиной Горькой горюют в часы разлук), Гора горевала о голубиной Нежности наших безвестны . Гора горевала о наше дружбе: Губ — непреложнейшее родство! Гора говорила, что коемужды Сбудется — по слезам его. Еще говорила гора, что табор — Жизнь, что весь век по сердцам базарь! Еще горевала гора: хотя бы С дитятком — отпустил Агарь! Еще говорила, что это — демон Крутит, что замысла нет в игре. Гора говорила, мы были немы, Предоставляли судить горе. VII Гора горевала, что только грустью Станет — что’ ныне и кровь и зной. Гора говорила, что не отпустит Нас, не допустит тебя с другой. Гора горевала, что только дымом Станет — что’ ныне: и мир, и Рим. Гора говорила, что быть с другими Нам (не завидую тем другим!). Гора горевала о страшном грузе Клятвы, которую поздно клясть. Гора говорила, что стар тот узел Гордиев — долг и страсть. Гора горевала о нашем горе — Завтра! Не сразу! Когда над лбом — Уж не memento, а просто — море! Завтра, когда поймем. Звук… Ну как будто бы кто-то просто Ну… плачет вблизи? Гора горевала о том, что врозь нам Вниз, по такой грязи — В жизнь, про которую знаем все’ мы Сброд — рынок — барак. Еще говорила, что все поэмы Гор — пишутся — так. VIII Та гора была, как горб Атласа, титана стонущего. Той горою будет горд Город, где с утра и до’ ночи мы Жизнь свою — как карту бьем! Страстные, не быть упорствуем. Наравне с медвежьим рвом И двенадцатью апостолами — Чтите мой угрюмый грот. (Грот — была, и волны впрыгивали!) Той игры последний ход Помнишь — на исходе пригорода? Та гора была — миры! Боги мстят своим подобиям! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Горе началось с горы. Та гора на мне — надгробием. IX Минут годы, и вот означенный Камень, плоским смененный, снят. Нашу гору застроят дачами,— Палисадниками стеснят. Говорят, на таких окраинах Воздух чище и легче жить. И пойдут лоскуты выкраивать, Перекладинами рябить. Перевалы мои выструнивать, Все овраги мои вверх дном! Ибо надо ведь — хоть кому-нибудь Дома — в счастье, и счастья в дом! Счастья — в доме! Любви без вымыслов! Без вытягивания жил! Надо женщиной быть — и вынести! (Было-было, когда ходил, Счастье— в доме!) Любви, не скрашенной Ни разлукою, ни ножом. На развалинах счастья нашего Город встанет — мужей и жен. И на том же блаженном воздухе — Пока можешь еще — греши! — Будут лавочники на отдыхе Пережевывать барыши, Этажи и ходы надумывать — Чтобы каждая нитка — в дом! Ибо надо ведь — хоть кому-нибудь Крыши с аистовым гнездом! X Но под тяжестью тех фундаментов Не забудет гора — игры. Есть беспутные, нет беспамятных: Горы времени — у горы! По упорствующим расселинам Дачник, поздно хватясь, поймет: Не пригорок, поросший семьями, — Кратер, пущенный в оборот! Виноградниками Везувия Не сковать! Великана льном Не связать! Одного безумия Уст — достаточно, чтобы львом Виноградники заворочались, Лаву ненависти струя. Будут девками ваши дочери И поэтами — сыновья! Дочь, ребенка расти внебрачного! Сын, цыганкам себя страви! Да не будет вам места злачного, Телеса, на моей крови! Тве’рже камня краеугольного, Клятвой смертника на одре: — Да не будет вам счастья дольнего, Муравьи, на моей горе! В час неведомый, в срок негаданный Опозна’ете всей семьей Непомерную и громадную Гору заповеди седьмой! ПОСЛЕСЛОВИЕ Есть пробелы в памяти, бельма На глазах: семь покрывал… Я не помню тебя — отдельно. Вместо че’рт — белый провал. Без примет. Белым пробелом — Весь. (Душа, в ранах сплошных, Рана — сплошь.) Частности мелом Отмечать — дело портных. Небосвод — цельным основан. Океан — скопище брызг?! Без примет. Верно — особый — Весь. Любовь — связь, а не сыск. Вороной, русой ли масти — Пусть сосед скажет: он зряч. Разве страсть — делит на части? Часовщик я, или врач? Ты — как круг, полный и цельный: Цельный вихрь, полный столбняк. Я не помню тебя отдельно От любви. Равенства знак. (В ворохах сонного пуха: Водопад, пены холмы — Новизной, странной для слуха, Вместо: я — тронное: мы…) Но зато, в нищей и тесной Жизни — «жизнь, как она есть» — Я не вижу тебя совместно Ни с одной: — Памяти месть.